[ От частного – к общему ]

Если не децентрализовать принятие решений о приоритетном развитии каких-то экономических программ и даже отраслей, не признать роль полноценного участника экономического процесса, присвоенную себе органами государственной власти, ИЗБЫТОЧНОЙ, нас ждёт ещё 10–15 лет стагнации. Всё что в Дагестане делают сегодня президентские структуры (а правительство со стороны просто наблюдает), ложится в рамки привычных догм социалистической «заботы о трудящихся». Однако сегодня, к сожалению, эти догмы померли! И не подлежат реанимации. Чем быстрее мы избавимся от этих иллюзий, тем прочнее будет наша экономика.

Если мы хотим называться рынком и жить при капитализме, столь детально расписанном в российских законодательных актах, словно он существует не только на бумаге, но ещё и в реальной жизни, то нельзя скопом­оптом принимать решения о формах хозяйствования, о «дополнительном стимулировании», о «приоритетном финансировании» и так далее – вплоть до выбора дирекции, оператора и реализатора конкретных программ. Кроме как оценивать предлагаемые крупными инвесторами программы и перепроверять жизнеспособность и эффективность лоббируемых бизнесменами средней руки проектов, государственная власть не имеет права ничего инициировать. И тем более реализовывать. Иначе коррупция тут же пускает корни, а кажущаяся красивой собственная экономическая идея на поверку… опять окажется блефом. Или авантюрой. Потёмкинской или «немецкой» деревней.

Государственные планы по строительству заводов и фабрик, не имеющих объективных преимуществ перед уже построенными в других регионах России (они, в отличие от Дагестана, имеют у себя и сырьё, и качественные трудоресурсы, и ёмкие рынки сбыта), не просто безобидный блеф, а стальной шлагбаум, железобетонная преграда на пути развития предпринимательской инициативы. Нельзя нам заводы. Гигантомания «красных гендиректоров» погубит республику. Государству при капиталистическом способе производства отводится роль АРБИТРА в экономических отношениях между бизнесменами. Арбитра (!), но никак не жёсткого регулировщика.

 

На глазок

 

Давайте попробуем вникнуть в процесс осмысления правительством приоритетности одних отраслей перед другими и конкретных бизнес­проектов. Как республика оценивает «приоритетность» лоббируемых проектов? Что мы подразумеваем, когда с такой гордостью говорим: «Этот проект признан ПРИОРИТЕТНЫМ!»

Понятно, что присвоение этого неопределённо-размытого звания даёт лоббистам шанс урвать кусочек вэбовских кредитов: треть в собственный проект вкладывает частный инвестор, а две трети – Внешэкономбанк, в виде долгосрочных кредитов. Если, конечно, руководство республики сочтёт необходимым и обоснует эту необходимость на федерально­-правительственном уровне. (См. статью «Тоска по политэкономии социализма» в прошлом номере «ЧК».) Непонятно другое: почему на Совете по инвестициям не вникают в детали резюме проекта с прилагающимися расчётами, почему не интересуются ресурсоёмкостью проекта и конкурентными преимуществами именно этого проекта перед подобными, уже осуществлёнными? Куда будут сбывать продукцию при технической реализации проекта? Кто сегодня нуждается в будущей продукции? Какова будет потребность в этой продукции, когда реализованный проект выйдет на проектную мощность?

Так как оцениваются эти проекты? Ответ: на глазок...

 

Аршином общим… можно мерить

 

Вроде бы и азбука. Описание проекта должно быть таким, что ни у кого не вызвать сомнения, что он эффективен. Продукция или услуги от реализации проекта должны быть нужны всегда, и полагаются они быть реализованными по цене, которая окупает все затраты. То есть: потребность людей (или предприятий) в нашем товаре (или услуге) должна быть объективно выше возможностей её удовлетворить; спрос в каждый определённый промежуток времени должен быть выше, чем предложение производителей, а себестоимость производства – ниже, чем у всех в округе. Сбытовая политика проектируемого предприятия должна быть таким образом сориентирована, чтобы нашей продукции в совокупности с объёмом аналогичного продукта, что производят конкуренты в том же сегменте производства, всё ещё будет чуть меньше, чем нужно потребителям. То есть производители намеренно планируют создавать лёгкий дефицит предложения продукции.

Оценка эффективности проекта, таким образом, должна базироваться на следующих принципах: нужно рассчитывать оптимальный объём производства, при котором на рынке сбыта всё ещё будет ощущаться небольшой дефицит предложения; и одновременно это – объём, достаточный для того, чтобы держать низкую цену реализации, которая вместе с тем перекрывает себестоимость.

Подобную оценку (на соответствие инвестиционных проектов этому принципу) могут дать достаточно много людей в республике. Если они хотят или если их на то уполномочили. Но у большей части чиновников нет желания это делать надлежаще кропотливо и надёжно: у хороших и опытных специалистов времени не хватает, а специалисты низового уровня – не способны (их набирали ведь не по принципу дееспособности).

Члены президентского экономсовета Сергей Дохолян, Михаил Чернышов, Зайдин Джамбулатов могут это сделать самостоятельно – с участием минимального числа помощников. Все обладают рациональным экономическим чутьём. Все имеют хорошие расчётно-графические навыки. Один – интегратор, два других – системные аналитики. А Зайдин Магомедович ещё и практик. Однако у этих нет такого рода полномочий. Они, конечно, люди, для которых практика – это теория, помноженная на рациональный расчёт инвесторов и... пот усердия инициаторов проекта. А теория для этих людей – концентрация обобщённого в годах практического опыта. Но в их компетенции нет задачи оценки гипотетической эффективности. Им, наряду с другими членами Экономического Совета, вменяется в титульную обязанность генерировать общего вида экономические идеи и как-то так их спропагандировать, чтобы президенту стало это интересно. С одной оговоркой: если у президента будет время узнать про свежую идею, зажечься ею.

Вывод. Нельзя проекты принимать к рассмотрению, если в них не учтено следующее:

1. Комплексное использование средств производства (земля, инфраструктура), не ущемляющее эффективность хозяйствования каждого участника.

2. Экономический расчёт: точка безубыточности, себестоимость, доходность, энергоёмкость, трудоёмкость – как функции по аргументу «объём продукции».

3. Рынок сбыта. Имеющийся и потенциальный. Сравнение срока заполнения рынка и «точки отказа» (это когда ваша продукция перестанет пользоваться спросом). Окупаемость в эти сроки вложенных средств.

4. Анализ гипотетических заменителей вашей продукции, которые технологически и экономически выгоднее, чем то, что вы сейчас производите.

Оценка возможности наладить выпуск этого, нового, вида продукции, когда объективно исчерпается спрос на вашу нынешнюю продукцию.

Перейдём к нашим баранам?  В качестве примера подходов. (Разумеется, автор здесь неспециалист. Автор просто недоумевает, почему СПЕЦИАЛИСТЫ так не делают?)

 

Сельское хозяйство

 

Вот что такое «Дагестан деревенский»? Это – более 1500 сёл и поселений. В период объявленной Всесоюзной Коммунистической партией большевиков (ВКП(б)) коллективизации сельского хозяйства каждое сельское поселение было объединено если не в колхоз, то в совхоз. (Совхоз – это государственное предприятие. В отличие от колхоза, формально представляющего собою хозяйственное товарищество на основе коллективной собственности членов кооперации.)

К концу 90-­х – а это был финал социалистического государственного строя – совхозов и колхозов в республике насчитывалось 635. То есть каждое горское село с небольшими стационарными хуторными отсёлками и каждое равнинное поселение (здесь компактно размещались переселенцы нескольких горных аулов, депортированные в 1944 году) были объединены либо в колхозы (85 %), либо в совхозы. А сегодня? А сегодня ЛПХ и МУПы.

 

В идеале

 

Оптимальное число СПК (сельскохозяйственных производственных кооперативов) для такой маленькой территории, как Дагестан, – 850.

Численность каждого из них – от 120 до 350 человек.

Локализация – по месту регистрации юрлица. То есть, в каком районе административно состоишь, в том и стоишь на налоговом учёте. Этим достигается более эффективное налогообложение и эффективное использование горных земель.

Помимо СПК необходимы иные виды кооперации в любых организационно-­правовых формах: и товарищества, и потребительские (заготовительные и снабженческие) кооперативы, и перерабатывающие предприятия в форме ООО (убойные цеха, сыроварни, коптильные комбинаты) и так далее. К примеру, на каждые 10 –12 животноводческих СПК мясной продуктивности правильно было бы организовать 1 убойное предприятие, 2 – 3 потребительских и снабженческих кооператива, селекционную лабораторию, племенное хозяйство (проще говоря, питомник).

Для животноводческого (мясной специализации) агломерированного предприятия порог численности поголовья ниже 250 голов КРС просто немыслим. В таком хозяйстве может быть занято не более 12 человек, включая скотников-механизаторов, руководителя, бухгалтера.

А вот в личном подсобном хозяйстве (ЛПХ) необходимо… установить нормы предельного содержания скота для личного потребления. Превышение этой нормы приводит к истощению земель вокруг поселения и одновременно к недобросовестной конкуренции. По сути, безлимитное содержание скота под видом личного, «подсобного» – это скрытая форма предпринимательства, это коммерческая деятельность, только не зарегистрированная в установленном порядке и не обременённая содержанием эксплуатируемых земель и налогами. Значит, поголовье, численность которого приводит к перепроизводству продукции (достаточного для потребления семьёй содержателя ЛПХ), должно считаться средством производства, основным производственным фондом. И владельца такого ЛПХ подлежит зарегистрировать в налоговых органах в качестве предпринимателя без образования юридического лица. Иначе…

 

Давайте поразмыслим

 

Ну вот что сегодня представляет собой так называемый «хозяин»­ содержатель ЛПХ, из, скажем, 10 молочных коров, 4 тёлок, 10 бычков на откорме (для забоя на мясо) и 25 овец? Вопрос первый: на чьей земле он содержит своё поголовье? Вопрос второй: за счёт какой кормовой базы содержится скот, то есть где он берёт корма? Ну и, в-третьих, куда «хозяин» девает продукцию? Неужели всё идёт на прокорм себя, жены, четырёх детей с зятьями и снохами и 3–4 внуками?! Если даже представить владельцев ЛПХ в виде такой основательной СЕМЬИ в глубоком и широком смысле этого слова.

Обнаружится, что землю «хозяин» эксплуатирует вблизи компактного поселения, доводя её до истощения и эрозии, и, конечно же, ни копейки не платит ни на восстановление угодий, ни налогов, ни арендных платежей собственнику земли (государству или муниципалитету).

Выяснится, что корма этот элпэхист получает из того же старого колхоза, где теперь числится членом СПК или так называемой «агрофирмы» по заниженной (куда как меньшей, чем на рынке) цене. Это – натурализованный вид оплаты труда, являющийся своеобразной материальной льготой крестьянину за коллективное участие в сельхозпроизводстве. Помимо законной льготы любой элпэхист банально ворует колхозное добро – чаще всего сено, силос, зерно, топливо.

Если содержатель ЛПХ является по совместительству ещё и чабаном, то его собственное поголовье содержится в колхозном стаде, объедая кооперативных (раньше – колхозных) овец. А если зарплата чабану выплачивается в натурализованном виде (как правило, 2 овцы в месяц), то сам чабан, разумеется, в виде оплаты отбирает себе лучших овец. То есть стадо чабана (а по совместительству – владельца ЛПХ) ежемесячно пополняется на две овцы, а прошлогодние овцы ещё и приплод дают. Естественно, личное стадо чабана, содержащееся в коллективном, постепенно изживает это коллективное, как бы рушит его изнутри.

Это и есть недобросовестная конкуренция, приводящая в конечном итоге к общей разрухе и стагнации сельского хозяйства. Паразиты, как известно, живут лишь в живом организме – как только погибает организм, заселённый паразитами, они или погибают, или ищут себе следующий объект.

 

НЭП или «Военный

коммунизм»?

 

Пока ни то ни сё. Но сегодняшний владелец ЛПХ вовсе не похож на добросовестного «кулака» треклятых 30-­х годов. Продукцию ЛПХ такой вот «хозяин» не потребляет (потому как потребить её в таком объёме невозможно), а продаёт. Для приведённой в виде примера основательной СЕМЬИ из 14 человек хватило бы максимум 8 тонн молока в год. Это количество могут дать 3 среднеудойные коровы. С учётом того, что каждые 5 лет старых коров придётся заменять новыми, содержать достаточно 5 голов молочной породы. Примерно такой же расчёт на потребление мяса дадут нам цифры в виде 3 бычков и 8 баранов. А куда же идёт остальная продукция? Естественно, на продажу оптовикам. И что это, если не предпринимательство? Какое же это подсобное хозяйство? Это же незаконная коммерческая деятельность! А где же тогда налоги, где арендная плата за эксплуатируемую землю? Такой вот «хозяин» есть не что иное, как паразит. Он, формально работая на СПК­«колхоз», изнутри подрывает предприятие. Он, как солитёр, усваивает всё, что производит заразившийся организм, не оставляя организму ничего, кроме шлаков. К тому же паразит навязывает СПК­«колхозу» недобросовестную конкуренцию в виде необъективно низкой оптовой цены на с\х продукцию. Ему же единица продукции обходится в мизер (ни за что ведь не платит и на налоговом учёте не состоит!). В отличие от колхозной продукции. Оптовикам такой «хозяин»­паразит может с лёгкостью скинуть и 5, и 20 рублей от закупочной цены одного килограмма – лишь бы оптовик купил у него, а не у СПК.

И вот этого паразита госчиновники называют малым сельхозпроизводителем, предпринимателем? Что это, если не воровской сговор?! Малый сельхозпроизводитель это и есть сельскохозяйственный производственный кооператив. Или же фермер, зарегистрированный в установленном порядке, обременённый законными видами отчислений и налогов, объединённый в несколько видов кооперации и реализующий свою продукцию по цене не ниже себестоимости, на честной конкурентной основе. Это и есть настоящий хозяин, заботящийся о состоянии земель, на которых трудится (на праве ли собственности, на арендных ли началах), озабоченный расширением ирригационной и автодорожной сети, внесением химических и органических удобрений. Вот тогда фермер – компаньон и честный конкурент агломерированного агропредприятия.

 

Не всё то золото…

 

Почему мы так любим производство ради производства? Или работу ради работы, дипломы ради дипломов?.. Что за республика абсурдов? Где в мире при встрече хороших приятелей на вопрос одного: «Как дела?» можно услышать ответ: «Да ничего, вот… работаю»? В своём ли мы уме? Работа как признак успеха? Это ведь то же самое, что быть владельцем беспородного, вырожденного, с плохой наследственностью, скота (раз уж выше мы коснулись этой темы). Это когда важно количество и размер рогов как признак состоятельности. Важны не товарные качества, а внешний вид и численность. Это же экономика Бурунди!

Мы привыкли греться блеском, а не теплом… Прознав на прошлой неделе про то, как УБЭП накрыл фальшивое золото в ювелирном магазине в Махачкале по улице Дахадаева, начал интересоваться, как такое возможно. Да мы же Кубачи-Зирехгеран! Мы – великий Гоцатль!! Честные и гордые горцы, которых деньги не интересуют. А интересует… блеск международных дипломов? Что за экономика такая?! Не её ли поминал Владимир Гаджиевич Алиев (2 мая исполнится год со дня кончины авторитетного экономиста, публициста, педагога), обозвавший вот это нечто «экономикой зазеркалья» – АКИМОНОКЭ…

Изучаю. Считаю. Рисую графики (приятели шутят – одни и те же). Вывод умопомрачающий: «ювелирка» – это самые быстрые деньги, самое малоресурсоёмкое производство. Высоченный экономический эффект! Только нужны мозги рационалиста, а не пропагандиста. Нужен не фейерверк, а расчёт. Не руководитель­-агитатор, напыщенная личность в галстуке, а директор­инженер-экономист­технолог. (В следующем номере – о проблемах в ювелирном деле Дагестана. В цифрах.)

 

Прескрипт

 

В инвестициях в региональное развитие Кремль, помимо чисто экономических выгод (а на Северном Кавказе – ещё и политических, в виде репутации мирной и стабильной России на международном уровне), хочет видеть и социальные. Здесь примерно такой масштаб измерений: один миллиард инвестированных долларов несёт в себе потенциал трудоустройства не менее 750 – 1500 человек. Вот этим как раз­таки инвестициям, при прочих равных условиях, Старая Площадь будет отдавать предпочтения вне зависимости от того, какой проект признан нашим субъектом ПРИОРИТЕТНЫМ и сколько раз в нём прописаны слова  «нано», «кластер» и «технопарк».

Вот и просчитайте, к примеру, сколько миллиардов требуется вложить, скажем, в ту же ювелирную промышленность и сколько людей обещает этот малозатратный проект трудоустроить. (Мы в редакции «ЧК» это уже сделали.) Переоцените все известные вам ПРИОРИТЕТНЫЕ проекты заново и посмотрите, какие из них покажутся ВЭБу авантюрой, блефом, спекуляцией президентскими поручительствами.

До следующей пятницы.

Номер газеты